«ДЕКАБРИСТА» ПРИКАЗАНО УТОПИТЬ!
Г. Собанский, к.б.н.,
бывший заведующий Телецким стационаром
Института систематики и экологии животных СО РАН
Расскажу эту историю так, как я ее когда-то узнавал сам, постепенно.
Весной 1950 года отдельная аэрофотосъемочная эскадрилья, в которой я тогда проходил срочную военную службу, была переброшена из Красноярска, где у нас были зимние квартиры, на Камчатку. Предстояла аэрофотосъемка полуострова с целью получения надежных картографических материалов.
Я тогда был сержантом, укладчиком парашютов. В нашей части было несколько полученных в годы Второй мировой войны по ленд-лизу из CШA самолетов Б-25. Это были двухмоторные двухкилевые бомбардировщики большой дальности полета — они могли брать горючего на 8 часов. Уже устаревшие к тому времени, с поршневыми моторами (начиналась эра реактивной авиации), они, тем не менее, неплохо подходили в те годы для целей аэрофотосъемки.
Разместили нашу небольшую часть на одном из местных полевых аэродромов, на котором базировался авиаполк ПВО. В этом полку были самолеты также американского производства — двухмоторные штурмовики А-20. В отличие от наших «Боингов» их называли «Бостонами». Более легкие, они могли взять горючего только на четыре часа полета.
Устроились мы, благодаря помощи командования авиаполка, вполне прилично — для летчиков-офицеров была отведена деревянная казарма, сержанты срочной службы — механики, радисты, прибористы и прочие, разместились в одной большой палатке, в спальных мешках на дощатых нарах. Питались, и очень хорошо по тем еще довольно скудным послевоенным временам, в столовой полка.
Вскоре экипажи начали плановые полеты, выполняя задания по аэрофотосъемке полуострова. В спокойной, хорошо знакомой всем нам работе прошли первые две недели на новом месте.
Но как-то ночью, перед рассветом, нас подняли по тревоге. Тревога так тревога — в армии, по крайней мере, в годы моей службы это было делом обычным. В нашей части в таких случаях полагалось схватить из пирамиды свои карабины и прибежать на аэродром. Экипажи должны были запустить, прогреть двигатели самолетов, после чего обычно следовала команда «отбой», и мы возвращались в казармы — досыпать, когда это удавалось. Раза два за всю долгую службу по тревоге приходилось даже подвешивать в самолеты бомбы — учебные, из цемента.
На этот раз было иначе. Около наших самолетов уже стояли две машины с боевыми 250-килограммовыми бомбами. Передали приказ: «Бомбы приготовить к применению, подвесить!» Оружейники ввернули в бомбы взрыватели, подвесили на два самолета по четыре штуки. Тут же подошел бензозаправщик, и баки самолетов были заправлены полностью — на 8 часов полета.
Командование эскадрильи и экипажи этих двух самолетов вызвали в штаб полка для получения задания. Все мы, находившиеся на аэродроме сержанты и офицеры, с нетерпением ждали их возвращения. Напомню молодым читателям, что на те годы пришелся самый разгар так называемой «холодной войны», и мысли в голову тогда приходили и самые нехорошие…
Но вот летчики появились и сообщили, что приказано вылететь в энный квадрат Тихого океана, обнаружить пароход «Декабрист», разбомбить его и утопить.
Мы, группа сержантов, добирались до Камчатки так называемым «наземным» эшелоном. До Владивостока мы ехали поездом, далее нас везли на турбоэлектроходе «Вячеслав Молотов». В ожидании отправки мы провели несколько дней во Владивостоке, где частенько бродили около порта и не раз видели этого самого «Декабриста». Довольно солидный по размерам, видимо, старый, судя по облупившейся краске, он, похоже, стоял на погрузке. Самолеты шли «своим ходом» — с посадкой в г. Магадане перед перелетом через Охотское море, и экипажи, естественно, «Декабриста» не видели.
Понятно, что для всех нас такой приказ выглядел необычайно странно, если не сказать дико — почему вдруг понадобилось топить родной советский пароход? Что случилось? Ответов никаких не было, никто и ничего не собирался нам объяснять.
Но армия есть армия, приказ есть приказ и его надо выполнять. Экипажи готовы к вылету, двигатели прогреты, остановка только за «добром» метеослужбы. Однако синоптики «добро» не дают — над океаном очень низкая облачность, шторм шесть баллов, видимость ограниченная. В ожидании разрешения метеослужбы экипажи двое суток были в полной готовности, даже отдыхали в самолетах. Но вылет так и не состоялся — через двое суток последовала команда «отбой». Бомбы сняли, экипажи получили отдых, но у нас вопросы остались…
На какое-то время установилась тишина — никто из командования не думал посвящать нас, срочнослужащих, в суть происшедшего события.
Однако позже потихоньку и до нас стали доползать кое-какие слухи. Из них мы узнали, что этот злополучный «Декабрист» перевозил на Чукотку 10 тысяч заключенных. В то время (люди постарше об этом, возможно, еще помнят, а молодые должны были где-нибудь прочитать) в стране шла очередная, послевоенная волна репрессий. Свои 10- и 25-летние сроки получали наши солдаты и офицеры, побывавшие в плену во время войны, и другие подобные «враги народа». Конечно, были среди заключенных, отправляемых так далеко, и отпетые уголовники, рецидивисты.
Эти заключенные будто бы подняли мятеж, перебили охрану и некоторую часть экипажа судна и захватили его. Радист, прежде чем его выволокли из радиорубки, будто бы успел сообщить о случившемся и даже передал координаты парохода. Главари мятежа, а это были уголовники, будто бы повели «Декабриста» в Америку, причем основной массе заключенных они объявили, что ведут судно на запад, на побережье Охотского моря. Дескать пристанем в безлюдном месте, которых там хватает, и пусть желающие бегут, кто куда хочет и как сумеет. Дело было в конце мая, впереди было все лето, и многих такой вариант, по-видимому, устраивал.
Когда о мятеже и захвате судна стало известно на материке, будто бы лично Сталин отдал приказ — во что бы то ни стало уничтожить «Декабриста»! Вот почему должны были быть подняты наши самолеты, и только непогода не позволила им вылететь.
Из Владивостока в погоню за мятежным судном якобы вышли два эсминца. Однако у них очень мало было шансов найти и догнать его в бушующем океане — для этого им надо было еще пройти несколько тысяч километров.
Ситуация будто бы разрешилась (напомню, что все это мы узнавали из редких отрывочных слухов) неожиданным образом. Когда до основной массы заключенных дошло, что их везут в Америку, они подняли новый бунт, главарей первого восстания перевязали, уцелевших членов экипажа освободили, и те привели «Декабриста» в Магадан. В Магадане, согласно все тем слухам, руководители первого мятежа были расстреляны, руководители второго освобождены от отбывания полагавшегося им наказания, прочих отправили в лагеря отбывать свои сроки.
Вот такой, достаточно спокойной и вроде бы справедливой концовкой как будто и закончилась эта неординарная история. Осенью, выполнив задание, наша эскадрилья возвратилась в Красноярск. Мы, группа тех же сержантов, «наземный эшелон», добирались по морю (теперь пароходом «Сибирь») и по железной дороге; самолеты летели домой снова через Магадан, причем в этом городе они в связи с плохими погодными условиями задержались на несколько дней.
Еще через три года я демобилизовался, началась жизнь «на гражданке», как мы тогда говорили. Проходили годы, затем десятилетия, и стало казаться, что, возможно, и не было такого события, что все это какая-то маловероятная легенда, основанная на раздутых, искажающих настоящую картину слухах.
Но вот однажды, спустя уже почти 30 лет, во время одной из командировок, в г. Барнауле мне случилось разговориться с соседом по гостиничному номеру. Оказалось, что в те далекие годы он служил на флоте во Владивостоке и, мало того, был боцманом на одном из эсминцев, направленных в погоню за «Декабристом»! Значит, не легенда вся эта история, а вполне реальная суровая быль.
Но и на этом история «Декабриста» для меня не закончилась. Как выяснилось позже, не была еще поставлена последняя точка. Ее поставил зам. командира эскадрильи, который был назначен ведущим в той паре экипажей, чьей задачей было уничтожение «Декабриста». После службы, в отставке в чине полковника ВВС, он жил в г.Новосибирске, где мы с ним случайно и встретились. После первой встречи уже в конце 80-х гг. встречались еще не раз, вспоминали годы службы, сослуживцев. В одну из таких встреч случайно зашел разговор и о судьбе «Декабриста», и я рассказал полковнику дошедший до меня, тогда мало информированного сержанта срочной службы, вариант этого события. В ответ на мои последние слова о помиловании некоторых заключенных — тех, что возглавили второй мятеж, он жестко сказал: «Вce до одного заключенные с „Декабриста“ были расстреляны!»
Будучи в ту пору заместителем командира эскадрильи, которая, как я отметил выше, несколько дней провела при возвращении домой в Магадане, где наши офицеры общались с начальством местного гарнизона, он, конечно, был хорошо информирован о продолжении и завершении той трагической истории.
Вот так, однозначно, ничуть не задумываясь, сталинский режим решал судьбы десятков тысяч соотечественников, в том числе и подлинных патриотов России.
Даже приговоренные, большинство ни за что («не покончил с собой, попал в плен — предатель!»), к длительным срокам заключения в суровых условиях Чукотки, где выживали лишь немногие, они не захотели покинуть такое беспощадное к ним отечество, управлявшееся жестоким режимом.
Вспомнилось, что в «Архипелаге ГУЛАГ» А. И. Солженицын, собравший массу материалов о расправах с узниками лагерей, об этом отнюдь не рядовом событии не упомянул. Видимо, дело в том, что из заключенных с «Декабриста» никто не уцелел, а начальству и охранникам лагерей, участникам беспрецедентно кровавой драмы, разглашать информацию о ней было совсем ни к чему… Да им и запрещалось это категорически.
Сейчас, спустя более чем полвека, мало кто из непосредственных участников тех событий еще жив. Однако не исключено, что где-нибудь в архивах следы этого
эпизода в истории ГУЛАГа еще сохранились.
стр. 7
|
