"МОГУЧЕЙ СТРАСТЬЮ ОЧАРОВАН,
НА БЕРЕГАХ ОСТАЛСЯ Я"
Две трети населения планеты предпочитает жить на побережьях морей
и океанов, на берегах рек и искусственных водоемов. Сотни
исследователей мира изучают динамику формирования их берегов,
чтобы сохранить для человечества эти освоенные участки земли.
Среди них — наши сибиряки.
Ольга Ушакова
"НВС"
Исследование геологических особенностей береговых зон и
берегоформирующих процессов искусственных водоемов в нашей стране
началось еще в 30-е годы. Проблемами рельефа береговой зоны, его
происхождения и динамики, берегозащиты и прогноза развития, а
точнее — геоморфологией берегов, многие годы занимается наш
сегодняшний собеседник доктор географических наук Александр
ХАБИДОВ — руководитель группы морфолитогенеза водоемов Института
водных и экологических проблем СО РАН.
* * *
— Александр Шамильевич, в чем причины такого "пожизненного"
интереса к водным проблемам?
— Изначально в том, что родился я в Калининграде, на берегу
Балтийского моря, и еще в школе стал мастером спорта по
подводному плаванию. С юности меня притягивали плеск волн,
загадки океана, ведь я мог свободно использовать в работе умение
плавать и нырять. И после школы поступил в Калининградский
университет, где как раз была организована первая в стране
кафедра географии океана. Потом остался работать в университете,
в лаборатории морфологии и динамики морских берегов.
— В дипломной работе уже "начались" берега?
— В принципе, это стало складываться еще в студенческие годы. На
нашей кафедре был несколько необычный для СССР способ обучения.
Была применена практика свободного посещения лекций. В начале
каждого года определялось, какие курсы мы должны прослушать —
специальность создавалась совершенно на пустом месте. И
университет находил возможность командировать целую группу
студентов слушать лекции в Москву, Ленинград, Хабаровск,
Мурманск.
Плюс к этому — морские и береговые экспедиции в качестве
практики на научно-исследовательских судах. Некоторые из них
заканчивались в ноябре, а следующие начинались уже ранней весной.
Многие спецкурсы мы сдавали непосредственно в экспедициях. Потому
что с нами плавали те же люди, которые их преподавали.
К преддипломной практике окончательно определился, что мне
интересно. Выбрал береговые процессы: геоморфология и динамика
берегов, проблемы берегозащиты, чем до сих пор и занимаюсь. Это
ведь только на первый взгляд объект кажется скучноватым. Когда
поступил в институт и через месяц побывал в Институте
океанологии, мне на атлантическом отделении задали вопрос: чем бы
вы хотели заниматься — геоморфологией дна океана или
геоморфологией прибрежной зоны. Слова "прибрежная зона"
совершенно меня не заинтриговали. А вот дно океана — это, да,
романтично! Но оказалось, что много интересного именно на
берегах.
— А что интересного удалось доказать в дипломной работе?
— Собственно, речь шла о вопросах геоморфологии береговой зоны и
определении ее границ. Этот вопрос в принципе не закрыт по сей
день. На большинстве современных "береговых" международных
конгрессов до сих пор выделяются специальные секции по проблемам
определения границ береговой зоны. У меня же был сделан акцент на
литологические методы определения границ береговой зоны с учетом
ее геоморфологических особенностей.
— В экспедициях бывали опасные ситуации? Все-таки моря и
океаны — это буйная стихия.
— Ну, вот, например, в апреле 1975 года. Тогда у нас судно
затонуло. Произошла техническая ошибка в управлении. Нас было
пять человек. Я стал нырять, причем, без костюма и акваланга,
пытался завести тросы, чтобы вытащить оборудование. Шесть часов
провел в шестиградусной воде. Когда выбрались на берег, меня,
естественно, отпаивали и растирали водкой...
Где-то через два года после этого я попал в Новосибирск по
приглашению в лабораторию гидрологии водохранилищ СибНИИ
энергетики, которую тогда возглавлял В.Савкин. Одним из основных
направлений ее исследований как раз было изучение процессов
развития берегов крупных водохранилищ. В Сибирское отделение я
перешел в 1985 году — к О.Васильеву в лабораторию прикладной
гидродинамики в Институт гидродинамики, которая потом вошла в
Институт водных и экологических проблем СО РАН, созданный в
Барнауле в 1987 году.
— Каким образом совмещаются гидродинамика и береговые
исследования?
— Все дело в том, что развитие берегов обусловлено, прежде
всего, взаимодействием волн и течений с берегами. Это одна из
возможных областей приложения гидродинамики. Без решения вопросов
гидродинамики решать вопросы, допустим, прогнозирования развития
берегов, транспортных наносов, берегозащиты, в принципе
нереально.
— А зависит ли сам подход и те выводы, которые приходится
делать, от объекта — естественного водоема или искусственно
сформированного?
— Нет. Во всех случаях речь идет о взаимодействии волн с
берегами. На Новосибирском водохранилище наблюдаются практически
все типы и формы рельефа, характерные для внутренних морей.
Процессы образования волн на водоемах различных типов, в
принципе, идентичны. Отличается, в основном, характер волнения,
хотя сама физика процесса одинакова. Вполне можно сравнивать
Балтийское море с его максимальной глубиной 459 метров и Черное
море с глубиной свыше двух километров.
— Значит, речь идет об исследованиях, в результате которых
накапливаются экспериментальные наблюдения, а потом выстраивается
общая система представлений, формируется определенная теория?
— Да, именно об общих закономерностях формирования берегов
водохранилищ. Исторически сложилось так, что в конце 50-х, начале
60-х годов произошло разделение исследований берегов морей и
водохранилищ, потому что водохранилища были полностью переданы в
Минэнерго, и часть исследований переместилась туда. С этого
времени доминирующую роль в изучении берегов водохранилищ стали
играть "инженерные" геологи. А инженерно-геологические подходы и
геоморфологические несколько отличаются. Соответственно, и
результаты разные. Конечно, геологи сделали очень многое, но
оставалось огромное поле деятельности для геоморфологов. Мы
ездили по водоемам Сибири. В Алтайском крае побывали в зоне
выклинивания Новосибирского водохранилища, на Ангаро-Енисейском
каскаде работали, отчасти на Байкале.
— Вы имеете дело с такими конкретными объектами, как волна,
берег и песок, значит, эти исследования имеют практические
выходы?
— Наш практический результат — вся береговая защита
Новосибирского водохранилища. Но это — в том числе, поскольку
математические модели позволяют также прогнозировать развитие
берегов, формирование отдельных форм рельефа водохранилищ вообще.
С учетом этого, когда принимаются конструктивные решения,
возможно осуществление определенного вмешательства, влияния,
прогноза.
Многие из исследуемых в связи с этим проблем вошли в мою
докторскую диссертацию. Основную задачу работы можно
сформулировать так: выявление общих закономерностей
рельефообразования и осадконакопления в котловинах крупных
водохранилищ и развитие на этой основе учения о формировании их
берегов, с тем, чтобы полученные результаты могли быть
использованы при решении прикладных проблем. Основной фактический
материал был получен при проведении исследований на Новосибирском
водохранилище.
— Про Хабидова говорят, что он умеет получать гранты...
— Это умеют многие, и получают их те, кто активно работает в
науке. Просто когда-то я первым в институте получил грант РФФИ.
— Начиная с 1993 года, вами получено два гранта РФФИ и восемь
зарубежных, шесть из которых финансировал фонд PADI Foundation.
Как это удалось?
— Когда работаешь, тебя узнают. А если тебя знают, тебе
доверяют. Больше заявок пошлешь, шансов больше. Надо просто не
лениться. В США это целая индустрия. В американском варианте
книги "Физики шутят" есть юмореска, смысл которой в следующем:
ученые думают, что в фонде их встретит "мистер плиз", а на деле
чаще всего это "мистер фиг вам"...
А если без шуток, то довольно давно и плодотворно я сотрудничаю с
учеными из разных стран. Так возник проект, который
финансировался Военно-Морским флотом (ВМФ) США. Он длился четыре
года и был посвящен вопросам эволюции рельефов береговой зоны,
обусловленной процессом транспорта (перемещения) песчаных наносов
в волновом потоке. Я в этом проекте представлял Россию. В него
входили представители США, Великобритании, Нидерландов, Японии и
Австралии. В 1998 году в рамках этого проекта мы провели
международный натурный эксперимент на Новосибирском
водохранилище. Такой же эксперимент проходил на полигоне в
Северной Каролине в США.
— В чем состояла цель этих экспериментов?
— В выявлении механизмов перемещения наносов в волновом потоке и
в попытке моделирования и развития математических моделей
динамики рельефа, связанных именно с процессами транспорта
наносов.
— В каких странах довелось поработать благодаря "грантовым"
контактам?
— В США, Великобритании, Голландии, Японии, Польше, Австралии.
Особенно тесные отношения у меня сложились с Фондом
профессиональных подводных инструкторов PADI Foundation(USA). Это
неправительственная международная организация, объединяющая
профессиональных ныряльщиков, которые не просто занимаются
вопросами техники погружения и получают удовольствие от этого, но
и проводят исследования, касающиеся изучения окружающей среды
прибрежной зоны. Результатом становятся исследовательские
материалы, которые потом публикуются в различных изданиях. Сейчас
мы готовим совместную публикацию по последнему гранту.
— Столько лет сплошные берега перед глазами — что из увиденного
и сделанного было особенно интересным?
— Все! Еще Пушкин в своем стихотворении "Прощай, о море, не
забуду" сказал: "Могучей страстью очарован, на берегах остался
я". В общем, и я со своими берегами уже не расстанусь.
Снимки сделаны на Большом Барьерном рифе
близ Австралии.
Фото А.Хабидова.
стр.
|
